В любом деле, если посвятил ему всю жизнь, не обойтись без вдохновения – иначе оно становится ремеслом. И непременно отдушина, без которой оно рано или поздно превращается в каторгу. Для Дмитрия Загоровского это коллекция из нескольких сотен дисков исполнителей разных жанров со всего мира и подборка из нескольких десятков песен собственного сочинения, которые так хорошо слушать и исполнять под крепкие солодовые напитки, полные ароматов побережья Атлантики. Для Михаила Кривинюка – все оттенки китайского чая, прихлебывая который теплым рождественским вечером, так приятно пересматривать фото пейзажей и людей, сделанные на винтажный пленочный фотоаппарат или даже на простейшую камеру мобильного телефона, который всегда в кармане. Увлеченные люди рано или поздно находят друг друга, как нашли в свое время друг друга Михаил и Дмитрий – одни из экспертов перевода, создавшие десять лет назад, пожалуй, лучшую на Урале переводческую компанию «Туриански & Вольфссон». Юбилей! /Ю. Гольденберг/
Юлия Гольденберг: Миша, почему такой поворот? Ты ведь почти закончил мединститут…
– …И даже поработал на «скорой», что, по-моему, близко по сути к работе переводчика-синхрониста – в обоих случаях помощь нужна экстренно. А вообще, я тогда жил в Лондоне, и там однажды две дамы попросили меня перевести их утонченную и очень узкоспециальную беседу об антиквариате. Расставаясь, обе сказали, что у меня получилось отменно, и я вдруг понял – мне это нравится!
Дмитрий Загоровский: А мы в 80-е годы в студенчестве Лондон знали только лишь как «зэ кэпитал ов Грэйт Бритн». Из 600 человек, учившихся на факультете, в Англию на стажировку только одна девочка съездила, и еще одна –
во Францию. На собеседовании с замдекана перед вступительными я честно сказал, что изучение языка меня интересует гораздо более, чем педагогика. Но в дипломе у меня все равно написано «учитель». Выбора тогда практически не было. Многие мои однокашники так до сих пор в школе и работают. При наличии «мохнатой лапы» можно было устроиться во Внешторгиздат, в отдел переводов Торговой палаты или Уралмашзавода – вот, собственно, и все варианты в закрытом для иностранцев городе.
Ю. Г.: Дима, но за годы учебы в институте ты побывал в доброй дюжине стран, – как так сложилось?
Д. З.: Музыка так связала. С 3 по 8 класс пел в хоре мальчиков, музыкальную школу закончил по классу контрабаса. Дома пластинки слушал – на английском, испанском, итальянском, – слушал и подпевал. Английский лучше всех пошел, районные олимпиады выигрывал. Потом пединститут, иняз, ансамбль «Баллада». В 1984 г. нас отправили на День молодежи в Западный Берлин, в 1985 г. перед Московским фестивалем молодежи и студентов – в турне по столицам прежних фестивалей, в 1986-м в «Поезд мира»… и так к окончанию института мы посетили 11 стран, из них три Германии, которых больше нет – ФРГ, ГДР и Западный Берлин. Воспоминания по большей части в голове, фотографий уже не так много сохранилось…
Михаил Кривинюк: В 1977-м папа подарил мне мой первый фотоаппарат – «Чайка-2». Свою первую подержанную японскую зеркалку Olympus я купил в марте 1998 г., чтобы фотографировать сына. Сыну сейчас 20. А Olympus меня тогда разочаровал, я отнес его обратно в магазин, и мне предложили Ricoh – неубиваемая камера, работает до сих пор. У меня несколько цифровых аппаратов, но есть моменты, которые дает только пленка. Снимаешь человека на фоне моря цифрой – или море белое, или морда черная. На пленке – море голубое, лицо розовое. А карманный пленочный фотоаппарат и вовсе прекрасно! Хотя, если понимаешь толк, можно неплохие кадры и на телефон снимать. Вот люди на кухне сидят, разговаривают, не обращают внимания на камеру, и это хорошо. А вообще, у меня есть целый альбом «Город» – переход возле ТЮЗа, стены здания, попробуйте угадать, какого?… А вот мой взгляд на Биеннале – фото девиза наверху я первым сделал и опубликовал!
Ю. Г.: Машинный перевод сможет когда-нибудь заменить человеческий?
М. К.: Я бы ответил по-Турианско-Вольфссоновски: дагерротип когда изобрели? В середине XIX века. А люди разве перестали рисовать? Цифровую фотографию когда изобрели? А мы продолжаем снимать на пленку, в том числе широкую.
Д. З. : Когда изобрели телефон, люди ведь не перестали ходить друг к другу в гости? Да и лепешку пуэра или бутылку виски по факсу не пошлешь! Можно предположить, что переводчики не будут нужны непосредственно на местах, смогут работать по интернету –
видеоконференции переводить, например. А теперь представь, что интернет берет и ложится на спину – ни в Москве, ни в Лондоне от этого никто не застрахован!
М. К.: Машина, говоришь? «Индейская хижина фигвам» – это то место, на котором я сдался и перестал переводить «Простоквашино» для своего сына. А меня не так просто заставить сдаться. Однажды звонит мне наш друг, замдиректора кукольного театра – мол, так и так, Миш, у нас слоган фестиваля: «С приветом, Петрушка Великий», можешь сделать на английском так, чтобы не потерять двусмысленность, и сколько это будет стоить? Денег, конечно, я с муниципального театра брать не стал нисколько, но сделать… Три недели голову ломал, потом озарило: есть такая песня –
Love You Crazy (люблю тебя до безумия). Добавил Петрушку. Получилось Love You Crazy Petrushka the Great! Как в конце письма – Love you, такой-то… Ну и где бы в этой ситуации была машина?
«…а лекарям, кухарям, толмачам и протчей обозной сволочи за последним колесом последней колесницы итти, дабы видом своим унылым грусть на войска не наводить» (Петр Алексеевич Романов, из Диспозиции на марш к Азову).
Первый вариант названия будущей компании звучал так: «Туриански&Вольфссон. Толмачи и протч.». Даже вариант на английском ребята не поленились подобрать – Metaphrastes et misc. По здравом размышлении, тем не менее, оставили лишь две фамилии – их носили бабушки каждого из учредителей. Дань уважения прошлому, отражение традиций, легкая самоирония и благородное звучание – прошедшие десять лет доказывают, что с названием Дмитрий и Михаил попали в точку.
М. К.: Одной моей знакомой англичанке понадобился переводчик в России. Денег много не обещала, а вот работу интересную – да. Я вернулся и с тех пор живу здесь. Однажды раздался звонок: «Здравствуйте, я Дмитрий Загоровский, мне вас рекомендовал Сергей Малахов, нужен второй синхронист на конференцию по ядерному нераспространению…» А у меня на тот момент стажа было ровно два года, причем не строго синхронного перевода, а последовательного и «шушутажного», то есть на ушко и без оборудования.
Д. З.: Я просто в шоке был, когда узнал, что Миша синхрон в кабинке с оборудованием первый раз в жизни делал! Причем признался он уже тогда, когда конференция закончилась. Но ведь справился, да еще как! В перерывах к нам участники и организаторы подходили, спрашивали, откуда мы так хорошо терминологией владеем? А потому что готовились! В общем, стали вместе работать. Чего только не наслушались за эти годы! После конференции музыкальных театров складываем оборудование, подходят две девушки: «Скажите, можно у вас пару приемничков арендовать дней на 10? Мы тут с
подружкой собираемся в Турцию, наденем ваши приемнички и будем все понимать, что нам говорят!».
М. К.: Ну это ладно, гуманитарии. А вот в одном университете заседали серьезные опытные технари, звезды бизнеса, –
аудитория перед нами, президиум со спикерами, на столе в кабинке ноутбук перед глазами, в нем доклады и презентации. В обед подходит солидная дама из числа организаторов: «Ребята, вы же переводчики? Ой, как здорово! А вот это все у вас кабинке – компьютер, ноутбук, – это вам туда идет перевод бегущей строкой, а вы его только в микрофон зачитываете?…» Конечно, тематика, с которой работаешь постоянно или регулярно, – международное сотрудничество, банковская сфера, продвижение региона, нефтегаз, – это все можно, что называется, «не приходя в сознание», переводить. А вот, скажем, тренинги по нейрохирургии, прямые трансляции из операционной по восстановлению лицевого нерва или основания черепа – здесь нужна основательная подготовка!
Ю. Г.: Сколько может работать синхронист без вреда для здоровья?
М. К.: Смотря в каком масштабе времени. В пределах одного мероприятия, по стандарту, минут 10-20. Потом меняются. А в плане стажа – пять лет синхрона, и ты сумасшедший навсегда. «С нами все ясно» был наш первый слоган – подтекст почти такой же, как и «С приветом, Петрушка»!
Д. З.: Вот, например, идет конференция, тема узкоспециальная, все материалы собраны, подшиты и распечатаны, от текста ни докладчики, ни мы не отрываемся. И вот выходит один и говорит – мол, с моим докладом вы можете ознакомиться на странице такой-то, а я бы хотел сейчас поговорить о… и начинает излагать нечто совершенно постороннее!
М. К.: Бывают абсолютно уникальные случаи, когда человек читает доклад слово в слово с тем, что напечатано в «раздатке», но читает так, что первые 30 секунд ты вообще ни слова не понимаешь. Потом в прениях выясняется, что говорить нормально он может, просто, читая доклад, страшно волновался. А кто-то специально начинает говорить «емкими фразами», чтобы переводчику было «проще переводить – меньше слов»…
Ю. Г.: Как восстанавливаетесь после такого экстрима? Вне работы встречаетесь?
Д. З.: Мы дружим, иной раз встречаемся семьями. Но вообще переводчик по природе своей достаточно асоциален – если у меня идет поток письменных работ, или несколько дней синхрона подряд, я зайду в офис на два часа с утра, пока
никого нет, или останусь вечером, когда уже все ушли. Включу любимую музыку, войду в ритм.
М. К.: Поспать хорошо, чаю попить. Предпочитаю черные чаи, хотя эти классификации порой довольно условны. Сами китайцы говорят: «Чай – это первая почка и два листика. Все остальное – прах». Покупаю чай в Китае. Когда друзья в гости приходят – могу с собой дать, кому какой понравится. Вот, например, улун – отличный чай, чуть более ферментированный, чем зеленый, как правило, идет в маленьких гранулах. Есть еще дахунпао, он в классификации улунов, но, заваренный более напоминает черный. Из черных чаев люблю дианхун и дзиндзюнмей, уважаю пуэр.
Д. З.: Мы с Мишей не одного человека обидели, того не желая. Человек разговаривает с нами, а мы общаемся между собой и при этом не перестаем следить за его словами. Нам говорят: «Чего вы болтаете, я с вами разговариваю!» Мы: «Ой, извини, слушаем-слушаем!»
М. К.: А еще хороший переводчик должен четко понимать свою ограниченность. Один из лучших моих напарников по медицинским переводам – Михаил Торбин, который всегда больше всех психует перед началом любого мероприятия – «все пропало, я ничего по теме не знаю!…» – сидит вечерами, выписывает глоссарий, а потом с блеском все переводит.
Ю. Г.: Профессиональная деформация, бесспорно, скорее минус. А как насчет плюсов переводческой работы?
М. К.: Переводишь между двумя людьми, которые друг друга не понимают или не хотят понять. И у тебя уже функция не просто переводческая, а переговорная, глобальная, почти миротворческая. Иногда замечаю, что при наличии двух противоположных точек зрения я их обе понимаю и признаю. Это тоже все переводческое. Все равно мы профессия помогающая. Синхронный перевод – это скорая помощь. А письменный перевод – терапия.
Д. З.: Приходишь иной раз домой, и две половинки твоей головы начинают слушать одновременно жену и дочку, которые в пух и прах разругались по какому-то важному для них поводу. И ты говоришь: «Так, девушки, вы говорите о том-то и том-то? Так нужно сделать так-то и так-то. А теперь пошли чай пить!».
М. К.: Наша знакомая переводчица, давно замужем за рубежом, рассказывала, что как-то разговаривала с мамой, и мама ей говорит: «Эти твои друзья из Екатеринбурга,
ХРОНИЧЕСКИЕ переводчики…» И это правильно!
